"На такие депозиты электростанцию не построишь" (15.07.2013)

Почему при избытке денег в России наблюдается дефицит инвестиций

Текст Константин Фрумкин. Фото Алексей Совертков.

Теплухин Павел

Год рождения: 1964

Место рождения: Москва

Образование: экономический факультет МГУ. Кандидат экономических наук, магистр экономики

Профессиональный опыт:

1986-1989 - научный сотрудник ЦЭМИ АН СССР

1989-1991 - исполнительный директор консультационной фирмы АО "Академия"

1991 - с.н.с. Института экономической политики

1991-1993 - стажер Лондонской школы экономики

1993-1996 - директор Московского офиса Лондонской школы экономики

1996-1997 - главный экономист инвестиционной компании "Тройка-Диалог"

1997-2010 - президент и председатель правления ЗАО "Управляющая компания "Тройка-Диалог"

С 2012 г. - главный исполнительный директор "Дойче банка" в России

Хобби - антиквариат

В конце прошлого года Павел Теплухин, известный прежде всего как один из основателей группы "Тройка Диалог", а заодно и как соавтор концепции пенсионной реформы, был назначен главным исполнительным директором группы "Дойче банк" в России. Как руководителю отделения одной из крупнейших банковских групп мира ему придется столкнуться в конкурентной борьбе с нашими государственными банками, тем более что родную для Павла Теплухина "Тройку" уже приобрел Сбербанк. Положение осложняется неопределенной ситуацией в экономике: у важнейших торговых партнеров РФ наблюдается замедление экономического роста, да и внутри самой России говорят о рецессии. С Павлом Теплухиным корреспондент "Ко" побеседовал о ситуации на рынке инвестиционно-банковских услуг, о перспективах отечественной экономики и о первоочередных способах "лечения" наших экономических "болезней".

- "Дойче банк" работает на рынке инвестицонно-банковских и финансовых услуг. Но можно ли полноценно конкурировать на этом рынке в России, учитывая те позиции, которые на нем занимают государственные банки, и их особое отношение с госкомпаниями?

- Мы, конечно, конкуренты. Но, надо сказать, что такие очень добрые конкуренты. В том смысле, что мы даже часто подстегиваем друг друга с точки зрения объема, качества, глубины предоставляемых услуг. И конечно, во многих вещах дополняем друг друга. Потому что многие операции государственные банки выполнить просто не могут, а кое-чего и мы не можем.

- Чего они, например, не могут? И чего вы не можете?

- Например, для "Дойче банка" страновой риск России нулевым не является. Он вполне такой осознанный, и этот риск имеет определенную стоимость. Поэтому, когда мы рассчитываем стоимость кредита, стоимость заимствований, этот риск учитывается в процентной ставке. А для Сбербанка или ВТБ российский риск - как бы нулевая точка отсчета. Поэтому у них понимание этих рисков другое. И у них позиция при расчете процентных ставок другая. Между тем стоимость суверенного риска закладывается в качестве основной базовой процентной ставки. И потому мы можем предоставлять клиенту в некоторых случаях финансирование по ставке даже ниже суверенной (то есть ниже процентной ставки, по которой привлекаются российские государственные заимствования. - Прим. "Ко"). Наверное, Сбербанку, ВТБ и другим госбанкам сложно это сделать. Но зато в некоторых случаях они могут дать оценку риска других государственных корпораций близко к нулю, потому что они тоже государственные. А для нас она не нулевая.

- Но, поскольку вы представляете крупнейшую международную структуру, должны же быть какие-то технологические преимущества у предоставляемых вами услуг?

- Наша задача в России в ближайшее время как раз и состоит в расширении продуктовой линейки, в том числе за счет тех продуктов, которые на сегодняшний момент в РФ либо слабо представлены, либо не представлены вовсе. Например, конвертируемые облигации (облигации, обмениваемые на акции компании. - Прим. "Ко") у нас как-то пока не прижились, хотя это довольно уже привычный продукт для многих крупных западных корпораций, особенно в период высокой волатильности рынка. Компания может привлекать средства на очень интересных условиях, используя недооцененность собственных акций. Планируем расширять продуктовую линейку за счет commodities (сырьевых активов. - Прим. "Ко"), потому что, помимо стандартных таких вещей, как нефть и золото, есть еще целый ряд других товарных позиций, являющихся очень рыночными и торгующихся в больших объемах, например медь. Практически не развит в России cash management, то есть управление ликвидностью. Очень многие отечественные корпорации имеют хорошее присутствие за рубежом, но испытывают, может быть, недостаточный комфорт, потому что им хочется ежедневно видеть итог финансовых операций всех своих зарубежных "дочек" у себя на рабочем месте, в Москве и в понятной валюте.

- Глядя на те потребности, которые есть у ваших клиентов в тех же самых финансовых услугах, можно ли судить об этапе, переживаемом российской экономикой? Понятно, что когда экономика на стадии роста, то предприятиям нужен доступ к капиталу для реализации каких-то проектов, а иногда нужно, наоборот, рефинансирование своих долгов, а иногда, например, ничего не нужно, надо управлять избыточными денежными средствами. Что мы сейчас видим?

- Сейчас российская экономика находится в такой ситуации, когда имеется переизбыток ликвидности, но очень "короткой" ликвидности. И очень большой дефицит долгосрочных денег, то есть инвестиционных ресурсов. Вроде бы денег в экономике много, население и бизнес накапливают депозиты в банках, но все эти депозиты короткие - 3-6 месяцев, а иногда еще и с правом досрочного расторжения. На такие депозиты электростанцию не построишь. Но "длинных" денег практически нет. А если они и есть, например это средства Пенсионного фонда, то условия, на которых они размещаются, а именно инфляция плюс проценты - довольно напряженные для заемщиков. Брать на себя тридцатилетние обязательства такого рода - это, мягко говоря, довольно ответственное мероприятие.

- Каковы же пути решения проблемы "длинных" денег?

- Нужно прежде всего повышать доверие в обществе, а на него влияют исторические условия, в которых мы, к сожалению, живем. У всех, родившихся в XX веке, есть память о довольно негуманном отношении государства к сбережениям собственных граждан. За XX столетие в принципе ни одно российское правительство не выполнило в полном объеме своих обязательств перед населением. Восстановление доверия людей к государственным и другим долгосрочным финансовым инструментам требует времени. И может быть, даже смены поколений. Пока доверие не восстановится, говорить о сколько-нибудь серьезных накоплениях внутри России нашими же резидентами, бабушками, дедушками, папами, мамами в наших же российских банках, вообще говоря, будет тяжело. По-прежнему будет витать призрачная уверенность, что иностранная валюта - это лучше, чем рубль, что иностранный банк - это лучше, чем отечественный, а другое государство надежнее, чем российское. Это ведь присутствует на подсознательном уровне. Ну и, помимо этого, сам процесс накопления денег российским населением начался буквально десять лет назад. Потому что в 1998 г. опять, в очередной раз произошел "переворот", и все государственные бумаги и соответственно сбережения, которые в них были инвестированы, обнулились. А сбережения тогда уже были приличные. То есть мы начали отсчет, по сути, с 1999 г. У нас нет поколений накопленных денег, имеющихся во многих других странах. Там эти накопленные капиталы позволяют решать задачи долгосрочного инвестирования. В России этого нет. "Длинных" денег нет, поколений нет и накоплений нет. Как-то так. А иностранцы нам не помогут.

- Почему же не помогут? Разве не могут быть источником развития иностранные займы, инвестиции?

- Россия - все-таки довольно крупная экономика. За иностранные инвестиции, безусловно, надо бороться, их нужно привлекать, но с их помощью радикальных изменений в экономике мы не сделаем. Нам нужно их финансировать за счет собственных накоплений. Если зарубежные инвестиции увеличатся от 1% ВВП в два раза, то это погоды все равно не сделает.

- А вот во время кризиса очень много было обсуждений того, что кризис нам перекрыл доступ к мировому рынку капиталов, а вот когда он откроется, нам опять будет счастье. Сейчас доступ возобновлен?

- На самом деле да. Но "окно" было очень небольшое, примерно с февраля по начало июня этого года, когда на российский рынок, прежде всего на рынок государственного долга, был довольно значительный приток иностранных денег. Через "Евроклир", через "Клирстрим" (международные расчетно-клиринговые системы. - Прим. "Ко") на московские биржи пришли большие объемы иностранных капиталов. Но в середине июня, когда Бен Бернанке сказал, что, наверное, пора пересматривать всю программу количественного смягчения (в день подписания номера Бен Бернанке заявил, что ФРС не будет спешить с этим. - Прим. "Ко"), сразу начался отток этих денег назад, в американскую экономику. Мы слишком долго запрягали, слишком долго собирались делать заимствования и поэтому не очень много успели выиграть. А собирались мы, можно сказать, с 1999 г. В этом году в январе у иностранных инвесторов впервые с 1990-х годов появилась возможность напрямую инвестировать на российском рынке государственных облигаций. Долго собирались, нечего больше сказать.

- Что вы думаете о разговорах про рецессию, которая якобы случится осенью?

- Слово "рецессия" имеет научное и бытовое определение. Вот в бытовом определении рецессия может случиться. В научном, конечно, нет. Просто для того, чтобы "научная" рецессия случилась, нужно замедление роста три квартала подряд. Три квартала осенью еще не будет. Вот в бытовом смысле будет. Потому что в бытовом смысле рецессия случается в сознании, а не в цифрах Росстата. Но Россия сильно отличается от Китая, Бразилии, Индии. И то, что нас засунули в БРИК усилиями одного аналитика, это, конечно, красиво, но, на мой взгляд, ничего общего с реальностью не имеет. Потому что Китай, Бразилия и Индия находятся сейчас на таком этапе экономического развития, на котором мы находились в 1920-х - 1930-х годах XX столетия. То есть на этапе индустриализации. А мы все-таки, скорее, постиндустриальное общество. И в этом смысле наши 1,5-2% годового роста - это все равно что китайские 5-7%. В данном случае не умаляю путь, проделанный китайской экономикой, и те великие результаты, что они демонстрируют всему миру, но я сейчас про другое. Тот факт, что у нас есть 1,5-2% - это очень неплохой результат для такой в общем-то довольно зрелой экономики, которая есть в России.

- Но до кризиса мы росли гораздо быстрее...

- Рост, наблюдаемый в "нулевых" годах, был восстановительным. Когда сначала экономика "рухнула" и в 1993 г. достигла "дна", а "дно" составляло почти 50% от показателей 1987 г., потом она с 1993 г. начала восстанавливаться, затем в 1999 г. затормозилась, а после начала опять восстанавливаться, и вот наконец в 2010 г. мы вернулись на уровень 1987 г. Мы спустились вниз, в яму, вообще говоря, неоправданно. А потом поднялись вверх в принципе неоправданно высокими темпами. Теперь период восстановительного роста закончился, начались трудовые будни. Нужно много работать, нужно много инвестировать для того, чтобы построить еще одну трубу, еще одну электростанцию, чтобы расширить мощность железной дороги или еще чего-нибудь, потому что предыдущего не хватает. А это сделать в нынешних экономических условиях архисложно, потому что, возвращаясь к предыдущему вопросу, нет подходящих денег.

- Новый министр экономического развития обещал не допустить рецессии. Но есть ли у России, у нашего правительства инструменты, чтобы регулировать темпы своего развития? Учитывая, что наш внешнеторговый оборот на 55% завязан на Европу, у которой низкий темп развития, что у нас высокий уровень зависимости от мировой энергетической конъюнктуры? Может быть, темпы развития России куются не в России?

- Я почему-то вспоминаю первую главу учебника по макроэкономике для первого курса, там все написано, от чего ВВП зависит. Там четыре показателя, и ничего другого никто еще не придумал: частное потребление, государственное потребление, инвестиции и чистый экспорт. Все. Мы какую компоненту хотим увеличить? Для того чтобы частное потребление увеличить, нужно, чтобы народ больше ел, одевался, покупал квартиры. Для этого должен быть реальный рост благосостояния, а он закончился, потому что мы наткнулись на ограничение со стороны предложения. Дальнейшее накачивание населения денежными ресурсами, повышение зарплат, пенсий, пособий приведет только к инфляционному эффекту, потому что количество товаров, "противостоящих" этой денежной массе, не увеличивается. Дальше идет государственное потребление. Ну для увеличения государственного потребления надо, чтобы государственная экономика стала больше. Мы хотим этого или, может быть, не очень хотим? Или хотим налоги нарастить, чтобы бюджет смог больше потратить? Государственная экономика у нас и так не маленькая, и говорят, что это плохо. Как нарастить государственное потребление? Сказать: вы будете платить еще 13%, и еще плюс 13%, и за того парня, и на бездетность налог еще ввести, и на многодетность еще введем налог. Вот он, путь увеличения государственного потребления. При этом мы уменьшаем частное потребление.

- Но, может быть, выручит третий источник - инвестиции?

- Чтобы они были, нужно, чтобы человек сказал: "Хочу инвестировать". Нужно, чтобы захотел инвестировать, на 25 лет например. Ну хотя бы на 15. Но он пока не хочет. Потому что инфляция высокая. Потому что ни одну нормальную финансовую модель при инфляции 7% в год на десять лет посчитать невозможно. Потому что уже на пятый год вся модель ломается, размер ошибки превышает разумную величину. Все, экономическая модель не считается, значит, ни один банк никаких денег не выделит. И четвертый пункт - чистый экспорт. Это вообще не от нас зависит. Вот эти четыре источника роста. Никто ничего больше не придумал. Нефть не растет и, более того, даже снижается, не побоюсь этого слова. Раньше цена на нефть росла со скоростью 10% в год, а этом году в январе было $120 за баррель, а сейчас $100. А в связи с тем, что нефть дает от 40 до 60% государственного бюджета, то вторая компонента - государственное потребление - уже сама по себе скукожилась. Если цена нефти упала на 20%, то долой 10% от государственного бюджета. А государственный бюджет - это примерно 25% экономики, то есть 2,5% экономического роста долой. Вот и все.

- Какой макроэкономический вопрос вы могли бы назвать сегодня самым острым?

- В мировой экономике есть две основные темы. Первая - как восстановить американский экономический рост? Бен Бернанке, делая свое заявление, оговорился, что политика может быть пересмотрена при условии "подтверждения наших ожиданий по темпам экономического роста". И сейчас появившиеся официальные цифры статистики не очень сильно подтверждают ожидания, на которых базировалось заявление Бернанке. То есть там возможны опять некие корректировки. А экономика Соединенных Штатов - это почти 25% мирового производства и примерно 30% мирового потребления ВВП. Вторая тема - это, конечно, КНР. Как вы знаете, Китай сам по себе находится в состоянии тяжелой экономической трансформации. Если раньше это была экономика, ориентированная на экспорт собственных товаров, то теперь из-за снижения глобального спроса ориентация на экспорт оказалась достаточно рискованной стратегией. И новое политическое руководство страны, пришедшее к власти в прошлом году, подтвердило курс на смену экономической модели и на переориентацию на внутреннее потребление. Для этого нужно объяснить китайцам, что им надо есть, а также покупать квартиры, велосипеды, автомобили. А у китайского общества менталитет совсем другой, там высокий уровень сбережений и невысокий уровень потребления. Есть, а уж тем более есть в кредит, - это, в общем, для китайца не самая очевидная модель поведения. В их экономике сначала "четвертая составляющая", чистый экспорт работал, а сейчас они говорят: раз чистый экспорт не работает и, более того, даже сворачивается, нам нужно первый компонент подтянуть, частное потребление. Вопрос: смогут или не смогут?

- А вы как думаете, смогут?

- В связи с тем, что достоверные, качественные данные про экономику Китая всегда сложно получить, то все подобные предположения - больше на уровне гаданий. Если они смогут переориентироваться, то слава Богу, потому что Китай будет представлять дополнительный спрос, и тогда многие страны смогут загрузить свои фабрики заказами из КНР. Если не смогут, то мы вспомним, как в 1930-х годах была рецессия перепроизводства.

- Что же в этих опасных условиях нужно в первую очередь делать России?

- Мы, безусловно, должны быть открыты миру во многих элементах - в торговле, инвестициях, валюте. Мы уже очень много сделали в этом направлении. Мы молодцы. То, что даже в тяжелые времена отстояли свободную конвертируемость валюты, - это большой плюс руководству Центрального банка и правительства. Нужно, конечно, восстанавливать по крупицам доверие. Это должно произойти в ходе сложного трехстороннего диалога - бизнеса, власти и общества. Со времен Руссо общественный договор никто не отменял. Пока имеется очень большое недоверие со стороны общества к бизнесу, очень большая настороженность со стороны бизнеса по отношению к государству, ну и, в общем, во всем этом треугольнике доверие, строго говоря, не присутствует. А без этого ничего не работает.

- Сейчас идет большая дискуссия о том, на чем должны концентрировать внимание власти - на экономическом росте, инфляции, обменном курсе. Что нам важнее?

- Конечно, существуют разные экономические школы. Я ярый приверженец той школы, что нам нужно снижать инфляцию. Это, среди прочего, означает, что давайте не будем пытаться регулировать темпы экономического роста, это бессмысленное занятие в наших условиях. Экономический рост, он будет такой, какой будет. Он зависит от того, какие экономические агенты захотят или не захотят работать. Чтобы они захотели работать хорошо, для них нужно создать условия. В том числе соответственно низкую инфляцию, тогда они захотят инвестировать, и только это сможет привести к экономическому росту. И еще такое означает, что нам надо отпустить обменный курс на свободу. Хватит заниматься регулированием обменного курса. Он сам нормально справится. Пускай пошарахается туда-сюда, потом установится на рыночном уровне. Кстати, я думаю, что сегодняшний уровень очень близок к рыночному уровню. А то сейчас золотовалютные резервы за одну неделю то увеличились на пять миллиардов, то уменьшились. Значит, Центральный банк что-то покупает, что-то продает. Не знаю, какая такая нужда у Центрального банка участвовать в торгах. Пускай экономические агенты немножко сами подумают, включат механизмы хеджирования своих валютных рисков, в конце концов, это позволяет стабилизировать обменный курс на довольно длительный период. Вместо того чтобы тратить драгоценную валюту, законодательно закрепите возможность хеджирования валютных рисков, поправьте немного бухгалтерскую отчетность, и не нужно будет каждую неделю пять миллиардов тратить на поддержание курса. Как-то так.

Теги: